Накануне годовщины захвата мы сидим с Ильей на кухне и пьем кофе. Вроде бы все спокойно, фоном работает телевизор. А кажется, что «Норд-Ост» был только вчера. Воспоминания свежи. Только они у нас разные. Я, как и все журналисты, была за милицейским оцеплением. Он - сначала в штабе, а потом в зале, где сидели перепуганные, изможденные и смертельно уставшие заложники. Более 800 человек…

— Год прошел. Можно уже все трезво оценить. Все-таки нужен был штурм?

— И тогда, и теперь я уверен в одном — штурм был необходим. Другого выхода не было. Это была беспрецедентная вылазка боевиков. Представь себе, если бы правительство России пошло на уступки, на переговоры… Тем более что Бараев — никто. Не он там решал, что и как делать. И если бы состоялось то, на что были нацелены боевики,— прямые переговоры с российским правительством, да если бы еще им удалось привлечь к этому внимание общественности, и началось бы мировое давление на Путина,— мы бы в итоге дождались распада Российской Федерации. Это не преувеличение. Ну и началась бы в обозримом будущем новая война на Кавказе. Только это уже была бы очередная попытка реализации идеи Великой Черкесии — Кабарда, Черкесия, Адыгея, да еще с выходом к Черному морю, с пристяжкой Абхазии… Это было бы намного хуже чеченской войны!

А что касается штурма… Это была очень тяжелая ситуация. Представляешь, большой зал, сильно ограничено пространство для осуществления скрытного прохода в зал, а тем более осуществления антитеррористических действий. При таком скоплении народа была бы масса жертв. Не говоря уж о том, если бы бомбы рванули. Причем с разных углов — шахидки-то сидели не рядышком.

— А кто автор идеи с газом?

— Не знаю. Нам постоянно звонили бывшие сотрудники спецподразделений со своими предложениями — надо вот так-то сделать или вот так-то. Консультанты такие. Но если честно, мы даже сами не знали, что пустят газ. И это — правильно.

О таких вещах должны знать только те, кто первым будет туда входить, идти на штурм. Так что автора идеи я не знаю и надеюсь, что не узнаю никогда. Зачем подвергать человека опасности? У террористов остались родственники. И у них хорошая память.

Кстати, у «альфовцев», штурмовавших ДК, не было с собой ни антидотов, ни противогазов. И на них газ не подействовал. Они сразу же вышибали все стекла, все двери, включили вентиляцию, быстро проветрили помещение. Это я к тому, что это был не наркотик, а просто усыпляющий газ. И если бы заложникам вовремя оказали помощь, мы бы избежали таких жертв.

А вот у многих боевиков были респираторы. Тоже вопрос — откуда? Это к разговору об утечке информации…

— Ты говоришь, что не знаешь автора идеи. Но можешь хотя бы сказать: применяли ли до «Норд-Оста» этот газ?

— Нет. Нигде не применяли. Это было впервые. Газ на самом деле был относительно безвреден. Но — при грамотной локализации его действия. Это был не наркотик, это газ усыпляющего действия. Задача-то была простая — уничтожить всех шахидок и боевиков, чтобы никто не привел в действие взрывное устройство.

Шахидок просто зомбировали

— Ты видел вблизи шахидок?

- Конечно. В основном это молоденькие девчонки. Одна была очень красивая. Единственная, кто из них выбивалась,— пожилая толстая тетка. Я даже удивился сначала, что она вообще там делала? Потом уже выяснилось, что это теща Бараева…

— Ну и зачем этим молодым и красивым было ввязываться во все это?

— Многие были просто зомбированы. Они ведь молодые совсем девчоночки. Кого-то насильно заставили приехать в Москву.

А ты знаешь, что отец одной из шахидок обращался по этому поводу в прокуратуру? Когда-то, в годы первой чеченской войны, он уехал с семьей в Баку. А когда война закончилась, он получил через российское посольство паспорт и вернулся в Чечню. И вот за это его начали третировать. И дочке сказали — если не согласишься, всю твою семью вырежем, потому что вы пошли на сотрудничество с российскими властями.

Отец даже не знал, куда она делась. А потом уже, по телевизору, случайно увидел ее. Сейчас он хочет разобраться, кто увел его дочь, почему… Это нормальная отцовская реакция: для нас она террористка, для него — погибший ребенок.

— Я знаю, что удалось вывести некоторых заложников еще до штурма. Как это было?

— Я был там с первых часов. И вот когда мы уже впендюрили туда технику, то начали слушать, кто что говорит. Заложники звонили родственникам, успокаивали их — «все нормально, я жив». А у нас в это время работала «горячая линия». Родственники звонили нам, мы узнавали у них телефоны заложников, потом звонили им (в самом начале, когда боевики еще не отобрали мобильники) и на схеме зала отмечали — кто где сидит, сколько человек рядом, далеко ли боевики… По возможности спрашивали, какая обстановка.

И за счет того, что у нас были телефоны, некоторых заложников удалось вывести. Я говорю не о тех, кто был на втором этаже и выбрался самостоятельно. Вот был такой случай. Появляется вдруг какой-то мужик. Мы его поймали: «Ты кто?» — «Я сторож».— «Какой сторож?» — «Вот там я был». И показал, как он вышел. Я смотрю по схеме и звоню одной из заложниц, Анечке. Говорю, что есть возможность выйти. Она рассказала, что рядом с ней девять человек. И я по телефону их вел — направо, налево, прямо. Вывели семерых. И уже когда последний выходил, кто-то из террористов с крыши увидел тень и дал автоматную очередь. И парень из «Альфы», прикрывавший заложников, был ранен. Ему лопатку раздробило.

— Он хоть знал, кого спас? Мне рассказывали одну замечательную историю. Уже после штурма, в больнице, одна из заложниц подошла к кому-то из раненых бойцов, благодарила. И в знак признательности предложила ему познакомиться с молодой красивой дочерью. Тот оказался женат, но познакомил своего родного брата с этой девушкой. Потом они поженились.

— Хм… Ну-ну… Этот, с раненой лопаткой, и есть тот самый альфовец, чей брат женился на дочери заложницы.

— Красивая история. Но, пожалуй, единственная. Другие — более грустные… А вообще принято у спецназовцев встречаться со спасенными?

— Со стороны заложников не было ни одного такого порыва. И из альфовцев вряд ли кто-то хотел бы найти спасенного. Хотя была такая вот ситуация. Когда в зале разложили все вещи и документы людей, чтобы они могли найти свои, один из наших посмотрел на какой-то паспорт и говорит: «О как! Она же рядом со мной живет!»

А вообще никто из нас никакой благодарности не ждет. Народ у нас неизбалованный и очень скромный в этом плане. И потом, если бы это был единственный такой случай в жизни альфовца, он, может быть, и искал бы этого спасенного, чтобы просто посмотреть, как человек живет. А когда это случается у ребят регулярно…

— Ты говоришь, что штурм был нужен. И что «Альфа» сработала грамотно. Почему же тогда столько трупов?

— Я все посчитал еще тогда. Перед самым началом штурма раненых и убитых из числа заложников было ровно 20 человек. Это те, кого расстреляли или покалечили боевики. К окончанию штурма я насчитал человек 29. По всем мировым оценкам работы спецподразделений допустимые потери при таких операциях — 30 процентов. В зале было более 800 человек. Значит, допустимые потери — около 300 человек. У нас не погибло и ста. А теперь я тебе объясню, откуда столько жертв.

Плохо сработали медики и МЧС. Все знали, что будет штурм. Когда именно — они, конечно, не знали. Однако у них было достаточно времени, чтобы подготовиться. Но почему-то вслед за нами, сразу после штурма, бежали не спасатели и не просто врачи, а врачи в погонах. Они несли ящики с антидотами и сразу говорили, куда, кому и сколько колоть. А альфовцы, которые обезвреживали террористов, выносили раненых. Из эмчеэсовцев я сразу после штурма видел только одного. Он бегал с камерой и снимал, как другие работают. И когда мы подошли к их машине — «ребята, помогите нам, нас просто не хватает»,— они сказали: «А мы не можем проехать». Вот такой был аргумент.

До начала штурма надо было поднять на ноги медперсонал ближайших подмосковных больниц. Людей, которые переносили пострадавших в автобусы, было много. А вот разгружать уже было некому. Нянечки таскали раненых.

А кто мешал предоставить носилки? Носили на руках, на плечах, а габариты у всех разные. Тела были расслаблены, люди спали. Их поднимаешь — слетает верхняя одежда, не так возьмешь — слетает вообще все, кроме белья. И что, их надо было голыми класть на асфальт? Дождь ведь шел, холодно было.

Кто мешал поднять бригаду ремонтников, чтобы уже в этих, стоявших в очереди автобусах размонтировать сиденья? Попробуй спящего посадить на сиденье. Он просто падал! Надо было устелить их матами, матрасами. На Волгоградке можно было палатки поставить. Многие, не дождавшись помощи, умирали, уже лежа в коридорах больниц. У людей язык западал, и они просто задыхались. Реальный процент потерь, который мог быть,— небольшой. Это сердечники, гипертоники, эпилептики. А там ведь в основном были молодые и здоровые…

Задачей ФСБ было освобождение заложников и нейтрализация террористов. Но за все остальное отвечали другие люди. Почему-то «Альфа» перед штурмом тренировалась в ДК «Меридиан». Кто мешал сделать то же самое спасателям и врачам?

— Прошел год, о заложниках забыли. Да и кто в итоге им должен выплачивать компенсации?

— А почему бы им не помочь материально? При этом не нужны никакие бюджетные деньги! Когда, например, англичане арестовали счета Басаева, кто мешал выплатить компенсации заложникам из этих денег? Он же взял на себя ответственность, заявил, что рулил процессом. Вот пускай платит!

Да вообще из всех думских депутатов, которых я там встречал, достойно и адекватно себя вела только Мизулина.

Она подошла ко мне в первый же вечер и говорит — я такая-то, что делать? Ну я сказал, что ничего. Потом она еще раз подходит. Я ей — если хотите реально помочь, идите к родственникам и успокаивайте их. Я дам вам людей, которые будут сообщать новости, а вы должны снимать стресс. И она до последнего, до самого окончания штурма находилась там со своей помощницей Гелей. Общалась, успокаивала… И ни перед какими камерами не «светилась»!

— Заложникам оказывали хоть какую-то психологическую помощь. А вам?

— По большому счету у нас нет нормального курса реабилитации. И даже тот, что есть, не успеваешь пройти. Сейчас, конечно, больше стали этим заниматься… А во время первой чеченской вообще ничего не было.

— Но бесследно такие вещи не проходят…

— Не проходят. Первое время все это снилось. Иногда — просто как на пленке все прокручивалось. Иногда снились совершенно другие сценарии развития событий. А одно из самых сильных впечатлений, которое отложилось в памяти, пожалуй, расстрелянная девушка-милиционер. Она то ли не поверила в происходящее, то ли решила, что это глупый розыгрыш, то ли впала в транс, я не знаю, что ею двигало. Но она просто стала выговаривать террористам. И ее молча вывели и тут же застрелили. И еще я запомнил мужчину, который, когда появилась возможность, вышел из зала. А там остался его сын…

Такие вещи не забываются.

— После «Норд-Оста» кто-нибудь защитил диссертацию?

— Я думаю, что да. Уверен, что этим занимались. Да и иностранные коллеги очень живо операцией интересовались — австрийцы, немцы. У них такого опыта нет.

— Сама операция вошла в анналы спецслужб?

— Да. Причем как успешная. И я уже объяснял почему.