главная arrow правосудие arrow правозащитники arrow Заявление правозащитников, общественных активистов и журналистов

home | домой

RussianEnglish

связанное

Гришин Алексей
Памяти Алексея Дмитриевича Гришина
Светлая память прекрасному человеку! Мы работали в ГМПС, тог...
14/11/23 18:27 дальше...
автор Бондарева Юлия

Пантелеев Денис
Вот уже и 21 год , а будто как вчера !!!!
26/10/23 12:11 дальше...
автор Ирина

Устиновская Екатерина
Помним.
24/10/23 17:44 дальше...
автор Аноним

Заявление правозащитников, общественных активистов и журналистов
Написал Правозащитники, журналисты, общественные деятели   
02.02.2003

Трагические события, связанные с захватом заложников в Москве, не должны уйти в прошлое без точной и честной оценки со стороны общественного мнения. От того, назовём ли мы вещи своими именами, или позволим создать удобный для себя и власти образ ситуации, зависит будущее страны, всех нас.

События в Москве ярко показали, что люди с готовностью принимают мифотворчество властей. Между обществом и властью сложился своеобразный общественный договор, позволяющий обеим сторонам выстраивать видение ситуации так, чтобы максимально снизить свою личную ответственность за происходящее.

Вот основные мифологемы, с помощью которых конструируется видение ситуации с захватом заложников, войны в Чечне, а также проблемы терроризма.

«Операция по освобождению заложников проведена успешно». Это неправда. Только невероятный циник может называть успешной операцию, в результате которой погибли, по официальным данным, около 130 человек, причём террористами были убиты трое. Между тем, согласно независимым источникам, ещё более 80 человек пропали без вести и их не могут найти ни в больницах, ни в моргах. Зная богатый опыт наших спецслужб по укрыванию тел своих жертв, родственникам пропавших, видимо, не на что надеяться. Ни своих близких, ни их могил, ни пресловутой денежной компенсации они не увидят — а как они докажут, что их близкие были среди заложников?

«Ресурс переговоров был исчерпан». Это неправда. Террористы постоянно проявляли определённую готовность к контакту, выпускали понемногу заложников. Существовали реальные возможности добиться освобождения детей и иностранцев. В результате те люди, и особенно дети, которые вполне могли быть отпущены в субботу днём, на рассвете погибли от газа.

«Штурм здания был спровоцирован». Это неправда. Расстрелов заложников не было. Никакого «прорыва группы заложников» не было. И спецслужбы прекрасно об этом знали, поскольку, по их же утверждению, прослушивали всё, что происходит в здании. Решение о штурме принималось заранее и вне всякой связи с угрозой жизни заложников.

«Штурм был единственной возможностью избежать взрыва»; «Иначе они все бы погибли». Это неправда. По показаниям многочисленных свидетелей, с момента применения газа до момента отключения террористов у тех было предостаточно возможностей всё взорвать. То есть спецсредства скорее провоцировали взрыв, чем предотвращали его! Если взрыв все же не произошел, то благодарить за это можно Провидение или нерешительность террористов, но уж никак не спецслужбы.

«Пускать в прямой эфир требования террористов недопустимо, это пособничество террору». Это не так. Никакие слова, пусть даже сказанные в прямом эфире, не могут быть хуже, чем гибель людей. Согласие отпустить, например, всех детей, безусловно, стоило любого прямого эфира. Другой вопрос — почему власти так этого боялись? Какой вред могли бы нанести российскому осударству сколь угодно оскорбительные, но лживые речи? Или пугало именно то, что в этих речах будет слишком много правды? Например, о том государственном терроре, который устроила Россия в Чечне?

«Спецслужбы проявили незаурядное мужество и героизм». Видимо, под этим подразумеваются выстрелы в висок людям, находящимся в бессознательном состоянии.

«Весь мир одобряет действия наших спецслужб». Это неправда. Мировая общественность была дезинформирована, когда в первые часы после штурма её уверяли, что жертв практически нет. За это время было сделано множество заявлений с выражением одобрения, которые и цитировались многократно в российских СМИ. Все те заявления. которые стали появляться позже, по мере выяснения реальной цены «блестящей» победы, можно найти только в независимых источниках.

«Требования террористов были невыполнимы». Это не так. Требование заявить о намерении прекратить военные действия и начать переговоры выполнимо, более того, не содержит в себе ничего этически предосудительного или пагубного для государства. То, что уступка требованиям была несовместима с амбициями властей и с имиджем решительного президента — это другой вопрос. Цена сохранения имиджа — 130 (реально — более 200) жизней.

«С террористами не может быть никаких переговоров. Стоит один раз выполнить требования террористов — и нас накроет волна терактов». Это очень опасный тезис. Отказ от ведения переговоров приведёт к тому, что «терроризм по чеченски» — с захватом заложников и выдвижением требований перейдёт в «терроризм по палестински», когда никто никаких переговоров не ведёт, а просто взрывают всё, что возможно.

«Главное — это не плясать под дудку террористов. Жертвы, к сожалению, неизбежны». Такая логика и есть логика террора. Это принятие того главного, что делает терроризм отвратительным — отношение к живым людям как к средству для достижения своих целей или удовлетворения амбиций.

«Уступи Чечне — и завтра все будут захватывать заложников и требовать независимости». Это не так. Пока ни один акт чеченского терроризма не сопровождался требованием признать независимость Чечни. Требованием было прекращение войны и уничтожения чеченского народа. И трудно придумать больший аргумент для других народов держаться подальше от России, чем судьба Чечни, которую раз за разом разыгрывают как карту в политической игре, буквально стирая в порошок. Прочный союз народов может быть основан только на доверии и взаимовыгодных связях, а не на чувстве страха и бессилия. Империя, основанная на насилии, распадётся при первом же случае, и распад этот будет кровавым.

«У заложников, их родственников и чуть не у всей страны развился стокгольмский синдром, который и заставляет соглашаться с требованием террористов прекратить войну в Чечне». Беспроигрышный приём власти со времён Николая I и Чаадаева, когда любое утверждение, неугодное власти, объяснялось психологической неадекватностью. В ночь на субботу одна из заложниц сказала по мобильному телефону: «Не хороните нас заживо. Мы хотим, чтобы вы вышли на улицы и сказали „Нет войне“». Очень возможно, что к вечеру субботы именно это бы и произошло — люди не смогли бы весь выходной просидеть в бездействии перед телевизорами, тем более что войну сейчас поддерживает заведомо меньшая часть общества. Не это ли было подлинной причиной поспешного штурма?

Если сегодня общественность согласится разделить все предложенные ей мифологемы и признать штурм необходимым и успешным, это окончательно развяжет руки спецслужбам. И при повторении подобного теракта можно будет сразу считать всех заложников погибшими — никто вообще не будет принимать их жизни в расчёт. В этом смысле поддерживать игру «обмануть меня нетрудно, я сам обманываться рад» становится аморальным и социально опасным. Для тех же, кто говорит «НЕТ» убаюкивающей лжи, вне зависимости от своих политических убеждений, всё более очевидным становится следующее.

Важнейшая причина октябрьской трагедии в Москве заключается не в «происках мирового терроризма», а в нежелании российских властей прекращать колониальную войну в Чечне, искать мирные способы решения проблемы.

Поспешность в проведении операции, её методы, плохая организация помощи пострадавшим,— всё это проявления желания властей любой ценой, как можно быстрее, разрешить ситуацию, чтобы не допустить широкого обсуждения чеченской проблемы и возможного общественного протеста.

По сути операция по спасению заложников превратилась в операцию по их убийству сильнодействующим газом. Действия властей и спецслужб как минимум образуют состав преступления,предусмотренного двумя статьями Уголовного Кодекса. Это причинение смерти по неосторожности вследствие ненадлежащего исполнения лицом своих профессиональных обязанностей — ч. 2 ст. 109 УК РФ — и причинение тяжкого и средней тяжести вреда здоровью по неосторожности вследствие ненадлежащего исполнения лицом своих профессиональных обязанностей — ч. 2 ст. 118 УК РФ. Только из-за того, что от врачей скрывалась правда об отравлении заложников газом и информация о необходимых мерах медицинской помощи, погибли десятки людей.

Власть и спецслужбы пытаются внушить обществу, что в некоторых ситуациях неуместны рассуждения о соблюдении законов и прав человека. Так, почти все террористы были застрелены в бессознательном состоянии, когда они не могли оказать никакого сопротивления. Это образует состав преступления, предусмотренного ч. 2 ст. 108 УК РФ — убийство, совершенное при превышении мер, необходимых для задержания лица, совершившего преступление. Если принять логику властей, убийства при задержании станут обычной практикой.

Тезис о «недопустимости переговоров с организаторами террора» прикрывает нежелание российских властей вести мирные переговоры вообще. Если целью переговоров является прекращение войны, то они должны вестись именно представителями воюющих сторон. Попытки вести переговоры о прекращении военных действий не с воюющим противником, а с кем-то другим, похоже на желание искать утерянный ключ не там, где потерял, а где светлее. Ссылки на то, что нельзя вести переговоры с людьми, замешанными в преступлениях, нельзя признать основательными и по другой причине. В чеченской ситуации в кровавых преступлениях замешаны обе стороны, и по такой логике российские власти тоже не могут выступать субъектом переговоров. К сожалению, у нас нет ни другой России, ни другой Чечни. Допустимы и этически оправданы любые переговоры с любой стороной, если этически оправдан сам предмет переговоров, например, прекращение войны или спасение людей.

Война с Чечнёй не ведётся и никогда не велась в государственных интересах России. Не может соответствовать интересам государства такой очаг напряжённости. где ежечасно сгорают человеческие жизни и пропадают немалые материальные средства. Не может соответствовать интересам государства ситуация, которая восстанавливает против России мировое сообщество, в том числе и крайне агрессивные течения в арабском мире, а также восстанавливает против федеральной власти другие народы России. Кто не сочувствовал чеченцам как сепаратистам, начинает сочувствовать им как жертвам. Не может соответствовать интересам государства война, которая развращает армию, делает её неуправляемой и бесчеловечной.

Чеченская проблема давно и успешно используется российской властью исключительно в собственных целях, в качестве козырной карты в политической игре. Её развязывание или прекращение используется для выборов нужного президента, она прикрывает неслыханных масштабов коррупцию и хищения. В последнее время она же используется для завоевания почётного места в рядах борцов с мировым терроризмом. Между тем сама Чечня в результате буквально толкается в объятия мирового терроризма. Только ему выгодно всеобщее отчаяние и разочарование в возможности цивилизованных политических методов.

Tрагедия в Москве со всей очевидностью показала, что чеченская война — не малопонятные события в далёких горах, а наша повседневная реальность. Благополучие сияющей огнями и веселящейся столицы в один миг обернулось трагедией, вскрывшей безответственность наших иллюзией. Нельзя аплодировать идее «мочить в сортирах» чеченцев, а по отношению к себе требовать человечности и соблюдения прав.

Терроризм — безусловное зло в любых своих проявлениях. Однако в последнее время стало применяться опасное расширительное толкование этого понятия, когда военные действия противника преподносятся как террористические акты. Это особенно заметно в пропагандистском обеспечении так называемой «контртеррористической операции» федеральных сил в Чечне. Если БТР стреляет по вооружённым боевикам, боевой вертолёт штурмует их укрепления — это войсковая операция. Если в свою очередь чеченские боевики подрывают БТР, сбивают вертолёт — это называется вылазкой террористов. И наоборот: захват заложников в Будёновске, Первомайском, Москве — это террористические акты, заслуживающие самого сурового осуждения. А артобстрелы и бомбардировки чеченских сёл и городов, карательные операции — так называемые «зачистки» — в ходе которых уничтожается население — это, оказывается, «действия по восстановлению конституционного порядка». Партизанская война выдаётся за терроризм, что позволяет под видом антитеррористической борьбы выдать индульгенцию на государственный терроризм.

Главная черта современного террора — насильственные действия в отношении мирных, не вовлечённых напрямую в конфликт, людей. Целью является устрашить, психологически измотать, дезориентировать противника, добиться тех или иных уступок. Развитию террора способствовали мировые войны ХХ века, с их практикой уничтожения мирного населения, нарушения всех прав и обычаев войны. Уничтожение Герники, Ленинграда, Ковентри, Дрездена, Хиросимы и Нагасаки укрепили логику терроризма — рассматривать всех граждан противостоящей стороны, от детей до стариков, как врагов, с возможностью брать в заложники, уничтожать. Именно такая война идёт в Чечне, в её ходе обе стороны прибегают к террору. За террор и за уничтожение мирного населения должны нести ответственность и лидеры Чечни, и лидеры России, организуют ли они его, пособствуют ему, или просто попустительствуют.

Борьба с террором должна иметь законные формы, а не превращаться в ответный террор. Сегодня в мире всё больше укрепляется практика, когда чиновники в своих кабинетах определяют, кто террористы, и отдают приказы на их ликвидацию — без следствия, суда, без предоставления общественности убедительных фактов. Особенно зловещие очертания это приобретает в России, с её неразвитыми гражданскими и правовыми институтами, сверхконцентрацией полномочий исполнительной властью, вседозволенностью спецслужб.

Если Чечня, как утверждают российские власти, часть России, то её граждане должны находиться под юрисдикцией российских законов и их права должны защищаться, их жизни должны цениться точно так же, как права и жизни москвичей (которые, впрочем, как мы убедились, в глазах властей не много стоят). Если российское государство не считает себя обязанным обеспечивать права и безопасность чеченцев, это уже само по себе означает признание Чечни иным государством.

Наконец, абсолютно неприемлемы попытки российской власти запретить журналистам и бывшим заложникам рассказывать правду о событиях под предлогом неразглашения методов спецслужб. Тем более недопустимы попытки ввести цензуру в средствах массовой информации под предлогом недопустимости материалов, «оправдывающих терроризм». Под это определение несложно подвести любой анализ тех причин, которые толкают людей на террористические действия, любое несогласие с государственной политикой искажения понятий и мифотворчества.

Мы полагаем, что долг российского общества сделать всё необходимое для окончания позорной войны в Чечне. Продолжение политики государственного терроризма не только делает чеченскую проблему всё более безнадёжной, но и приводит к нравственному одичанию российского общества. Это путь вниз, конца которому нет. Не стоит думать, что от нас ничего не зависит. Участвуя во лжи и мифологизации, называя вещи не своими именами, мы сами прокладываем этот путь. В сложившейся ситуации молчание и безответственность уже непростительны. Напротив, осознанный и честный выбор позиции, твёрдое «НЕТ» двоемыслию — это не только моральный императив, но и условие достойного будущего.

Войну не остановить, пока вопросы решаются только в коридорах власти. Ведь жертвами террора становятся обычные граждане, а не представители режима, инициировавшие в своих интересах взрывоопасный конфликт. Мы предлагаем всем принять участие в обсуждении затронутых проблем. При всём различии взглядов нас может объединить практическая деятельность: антивоенные акции протеста, инициирование уголовных и гражданских дел в отношении правительства России, расследование всех обстоятельств войны с Чечнёй, в том числе и недавней трагедии в Москве. Если конечно, все мы не желаем оставаться заложниками российской власти. Или у нас по отношению к ней стокгольмский синдром?

Вадим Белоцерковский (Мюнхен), Лариса Богораз, Елена Боннэр, Владимир Буковский (Кембридж), Белла Вишневская (Орёл), Лидия Графова, Сергей Григорьянц, Андрей Грязнов, Виктор Давыдов, Анастасия Дроздова, Геннадий Жаворонков, Майя Кофман, Зоя Крахмальникова, Александр Лавут, Ася Лащивер, Лев Левинсон, Всеволод Луховицкий, Валерия Любимцева, Владимир Матвеев, Людмила Петрановская, Михаил Печуро, Сусанна Печуро, Кирилл Подрабинек (Электросталь), Владимир Прибыловский, Елена Санникова, Валерий Терехов (Санкт-Петербург), Лев Тимофеев, Татьяна Трусова, Ирина Федотова, Григорий Шурмак, Глеб Эделев (Екатеринбург), Александр Элиович, Марьям Яндиева (Ингушская республика).

К «Заявлению» присоединились:

Ярослав Головин, Александр Желенин, Анатолий Папп, Иван Свенцицкий, Екатерина Филиппова (все — Москва), Алексей Графов, Станислав Дмитриевский, Нина Таганкина (все — Нижний Новгород), Антон Неверовский (г. Обнинск), Анастасия Бойцова, Людмила Коренева, Ольга Костякова, Борис Попов (все — Орёл), Татьяна Авлова, Борис Ануфриев, Александр Баскаков, Сергей Богданов, Павел Викторов, Вячеслав Долинин, Виктор Дубровский, Галина Дударева, Илья Ершов, Людмила Иванова, Людмила Иволгина, Людмила Климанова, Анатолий Клименко, Татьяна Косинова, Дмитрий Мачинский, Борис Миркин, Татьяна Моргачева, Валентин Муравский, Александра Резникова, Александр Скобов, Валентин Смирнов, Павел Смоляк, Эльга Торчинская, Ирина Флиге, Марианна Ханукова, Сергей Хахаев, Александр Шуршев (все — Санкт-Петербург)…

 
< Пред.