связанное

Гришин Алексей
Памяти Алексея Дмитриевича Гришина
Светлая память прекрасному человеку! Мы работали в ГМПС, тог...
14/11/23 18:27 дальше...
автор Бондарева Юлия

Пантелеев Денис
Вот уже и 21 год , а будто как вчера !!!!
26/10/23 12:11 дальше...
автор Ирина

Устиновская Екатерина
Помним.
24/10/23 17:44 дальше...
автор Аноним

ПРАВО
Написал ЕСПЧ   
18.03.2010
A. Предотвращение теракта

171. Ссылаясь на статью 2 Конвенции, заявители по делу «Финогенов и Другие» утверждали, что власти не приняли надлежащих мер по предотвращению теракта. Так, более сорока тяжело вооруженных мужчин и женщин проделали путь через всю Россию из Чеченской республики в Москву. В отсутствие какого-либо содействия со стороны правоохранительных органов это было бы невозможно. Далее, власти не приняли каких-либо мер безопасности в самом здании театра.

172. В относимой части статья 2 предусматривает:
«1. Право каждого лица на жизнь охраняется законом …
2. Лишение жизни не рассматривается как нарушение настоящей статьи, когда оно является результатом абсолютно необходимого применения силы:
(a) для защиты любого лица от противоправного насилия;
(b) для осуществления законного задержания или предотвращения побега лица, заключенного на законных основаниях;
(с) для подавления, в соответствии с законом, бунта или мятежа».
173. Суд отмечает, что пункт 1 статьи 2 Конвенции действительно предписывает государству не только воздержаться от преднамеренного и незаконного лишения жизни, но и принять необходимые меры для защиты жизни лиц, находящихся под его юрисдикцией (см. LCB v. the United Kingdom, 9 июня 1998 г., п. 36, Reports of Judgments and Decisions 1998-Ш; Osman v. the United Kingdom, 28 октября 1998 г., п. 115, Reports 1998-VIII; и Paul and Audrey Edwards v. the United Kingdom, жалоба № 46477/99, п. 71, ЕСПЧ 2002-II). Однако данное позитивное обязательство не является абсолютным. Так, первое предложение статьи 2 Конвенции устанавливает, что право каждого на жизнь «охраняется законом». Заявители не говорили о том, что государство не выполнило своих общих обязательств по защите права на жизнь посредством разработки положений уголовного законодательства, направленного на предотвращение терактов, а также создания соответствующих правоохранительных механизмов (см. Osman, цитировалось выше, п. 115; Mastromatteo v. Italy [БП], жалоба № 37703/97, пп. 67 и 89, ЕСПЧ 2002-VIII; и Menson v. the United Kingdom (реш.), жалоба № 47916/99, ЕСПЧ 2003-V; см. также Nachova and Others v. Bulgaria [БП], жалобы №№ 43577/98 и 43579/98, п.160, ЕСПЧ 2005-VII). Относительно принятия более конкретных мер, которые, возможно, могли бы предотвратить захват заложников, Суд повторяет, что не каждая предполагаемая угроза жизни обязывает власти предпринять конкретные меры по предотвращению опасности. Обязанность принятия особых мер превентивного характера (к примеру, обеспечение защиты со стороны полиции) возникает только в том случае, если власти знали или были обязаны знать о существовании реальной и непосредственной опасности для жизни одного или нескольких лиц (см., mutatis mutandis, Osman, цитировалось выше, п. 116). В данном деле это не имело места. Отсутствуют доказательства того, что власти располагали конкретной информацией о подготовке террористов к захвату заложников (см., напротив, обстоятельства дела McCann and Others v. the United Kingdom, 27 сентября 1995 г., серия A, № 324).

174. Таким образом, в свете всех материалов, находящихся в его распоряжении, Суд считает, что данный аспект жалобы не содержит признаков нарушения статьи 2 Конвенции или ее иных положений. Следовательно, данная часть жалобы является явно необоснованной и должна быть отклонена в соответствии с пунктами 3 и 4 статьи 35 Конвенции.
B. Применение силы
175. Ссылаясь на статью 2, процитированную выше, и статью 3 Конвенции, заявители по обоим делам жаловались на то, что их родственники испытали страдания и/или погибли в результате штурма, проведенного российскими службами безопасности. Те из заявителей, кто находился среди заложников, также жаловались на то, что в ходе данной операции они подверглись чрезмерным страданиям; она поставила под угрозу или нанесла урон их жизни и здоровью. Статья 3 Конвенции устанавливает:
«Никто не должен подвергаться ни пыткам, ни бесчеловечному или унижающему достоинство обращению или наказанию».
1. Замечания сторон
(a) Замечания Правительства

176. Правительство заявило, что вначале власти предприняли попытку разрешить сложившуюся ситуацию посредством мирных переговоров. Им даже удалось договориться с террористами об освобождении детей и иностранных граждан, о предоставлении заложникам еды и питься, а также об оказании медицинской помощи нуждающимся. Однако впоследствии террористы отказались от выполнения данной договоренности.

176. Было известно, что террористы удерживают в здании театра более 900 человек. Как впоследствии подтвердили эксперты, единовременная детонация взрывчатых устройств, установленных террористами в здании театра, привела бы к смерти заложников, находившихся внутри здания, и, возможно, к разрушению несущей конструкции зала и частичному обвалу потолка.
177. Руководитель террористов Б. ранее участвовал в нескольких терактах, в частности, подрывах машин. Другие террористы являлись членами известной террористической группировки, на счету которой был ряд терактов, например, в Буденовске, Каспийске, Буйнакске и Москве, а также иные преступления подобного характера. Спонсировал теракт Ш.Б., состоявший в связи с террористической организацией «Аль-Каида». Власти получили информацию о том, что террористы планируют приступить к уничтожению заложников 26 октября 2002 г. Чтобы доказать свою решимость и запугать заложников, террористы убили несколько человек. В результате прослушивания телефонного разговора между Б. и Ян., политическим лидером чеченских сепаратистов, стало ясно, что Б. был готов убить заложников и погибнуть в случае невыполнения его требований российскими властями.
179. Требования террористов – вывод российских войск из Чечни – были незаконными и антиконституционными. В соответствии с законодательством, выполнение политических требований террористов не представлялось возможным. В такой ситуации властям оставался только штурм здания, что позволило бы им минимизировать число жертв.
180. По вопросу об использовании газа Правительство заявило, что газ не может рассматриваться как «смертельное оружие». Учитывая разное физическое состояние людей, которые должны были подвергнуться воздействию газа, предвидеть все возможные последствия было сложно. Террористы были здоровыми молодыми людьми и девушками в хорошей спортивной форме, тогда как заложники были ослаблены в результате длительного лишения свободы; более того, некоторые из них страдали от хронических заболеваний. В данных обстоятельствах количество газа рассчитывалось с учетом физического состояния среднего человека. Его количество нельзя было уменьшить, так как тогда газ не усыпил бы террористов и «эффект неожиданности» операции был бы потерян. Проведенные на национальном уровне судебно-медицинские экспертизы показали отсутствие прямой причинно-следственной связи между использованием газа и смертью заложников. Заложники погибли в результате пагубного сочетания негативных факторов, имевших место во время осады театра, и воздействия газа.
(b) Замечания заявителей

181. Заявители утверждали, что власти не предприняли действенных попыток по ведению переговоров с террористами: в переговорах не участвовали первые лица государства. Далее, переговоры не были совершенно безуспешными: вечером 25 октября 2002 г. террористы освободили группу заложников. Террористы согласились освободить иностранных граждан утром 26 октября 2002 г.; иностранные послы и представители гуманитарных НПО были готовы подъехать к зданию театра, чтобы принять участие в переговорах, однако власти воспрепятствовали этому. В результате переговоров с Яв-им террористы выдвинули более реалистичные требования. Переговоры можно было продолжать – однако в то время в России действовал принцип «Никаких переговоров с террористами».
182. Отсутствуют доказательства того, что решение о штурме здания было продиктовано опасениями расправы с заложниками: погибшие от рук террористов были застрелены при попытке входа в здание; единственный человек, скончавшийся в самом здании, погиб от случайного выстрела; показательных казней не было. Тот факт, что трое гражданских лиц проникло в здание снаружи, свидетельствует о том, что власти провоцировали террористов на открытие огня, чтобы приступить к военной операции.
183. Заявители утверждали, что основной причиной смерти их родственников стал газ, который был использован службами безопасности. Утверждение Правительства о том, что их смерть наступила в результате сочетания иных негативных факторов несостоятельно. Никто из жертв не погиб во время трехдневной осады – все они погибли вскоре после использования газа, что подтверждает наличие прямой причинно-следственной связи между применением газа и массовой – и практически единовременной – смертью заложников. Более того, обращает на себя внимание тот факт, что власти не раскрыли название газа и его точную формулу ни пострадавшим, ни широкой общественности. Это говорит о том, что газ был высокотоксичным и запрещенным к использованию.
184. Выводы судебных экспертиз, проведенных посмертно, были расплывчатыми, противоречивыми и не соответствовали действительности. Экспертные заключения обошли молчанием факт интоксикации, нашедший свое отражение в медицинских картах заложников. Вопреки утверждениям Правительства, заложники не были полностью лишены еды и воды. У семнадцати погибших официальная медицинская экспертиза не установила факта наличия сопутствующих заболеваний. Альтернативная медицинская экспертиза, произведенная независимыми экспертами из США, заключила, что заложники погибли в результате передозировки газа и что их смерть не наступила бы, если бы они не подверглись его воздействию.
185. Заявители утверждали, что использование газа увеличило опасность взрыва, а не предотвратило ее. Взрыва не произошло в силу иных причин, а никак не благодаря действиям властей. Террористы не теряли сознания – многие из них оказали активное сопротивление, отстреливаясь от сотрудников спецслужб, проникших в здание.
© Замечания третьей стороны

186. В своих письменных замечаниях, поданных в рамках дела «Финогенов и Другие», организация «ИНТЕРАЙТС» обратила внимание на ряд общих положений, принятых Европейским Судом по правам человека и иными международными органами в свете статей 2 и 3 Европейской Конвенции. Заключительная часть их замечаний в относимой части гласит:
«Если можно предвидеть опасность того, что теракт, правоохранительная операция, направленная на его пресечение, или и то и другое поставят под угрозу жизнь или здоровье лиц, возникает позитивное обязательство по принятию всех возможных мер с целью минимизации и предотвращения данной опасности. Если используется конкретный вид оружия или опасное вещество, о которых известно – или должно быть известно,— что они могут быть опасны для жизни и здоровья, то использование данного вида оружия представителями государства приводит к возникновению обязательств по уменьшению данной опасности, в том числе посредством проявления необходимого внимания к жертвам и оказания им необходимой помощи сразу после данных событий. Это включает в себя обязательство по предоставлению информации, необходимой для оказания помощи жертвам. Учитывая абсолютный характер прав, закрепленных в статьях 2 и 3 Конвенции, интересы государственной политики, такие как национальная безопасность, не могут служить оправданием отсутствия позитивных мер, необходимых для защиты жизни либо для недопущения страданий, достигающих уровня бесчеловечного и унижающего достоинство обращения».
187. Правительство никак не прокомментировало замечания, представленные третьей стороной, так как данные замечания не содержали анализа конкретной ситуации, а скорее отсылали к общим принципам, применимым к данным обстоятельствам.
2. Анализ Суда
188. Суд считает, что в свете доводов сторон жалобы заявителей по статьям 2 и 3 в части применения силы властями затрагивают серьезные вопросы факта и права по Конвенции, которые могут быть разрешены только в случае рассмотрения жалобы по существу. Следовательно, Суд приходит к выводу, что данная жалоба не является явно необоснованной по смыслу пункта 3 статьи 35 Конвенции. Иных оснований для признания ее неприемлемой установлено не было.
C. Подготовка и проведение спасательной операции
189. Теперь Суд обратится к следующей жалобе заявителей в порядке статей 2 и 3 Конвенции, процитированных выше, на то, что государство не выполнило своих позитивных обязательств по защите жизни и здоровья заложников, так как спасательная операция была плохо подготовлена и проведена.

I. Исчерпание внутригосударственных средств правовой защиты

(a) Возражение Правительства

190. В своих замечаниях по жалобе «Финогенов и Другие» Правительство заявило, что некоторые заявители не исчерпали внутригосударственных средств правовой защиты. Так, заявители Бурбан-Мишурис, Курбатова и Бурбан не обжаловали смерть своих родственников в прокуратуру в порядке, предусмотренном уголовно-процессуальным законодательством. В то же время Правительство признало, что заявители Финогенов, Губарева, Курбатов и Кутукова исчерпали внутригосударственные средства правовой защиты по своим жалобам в порядке статей 2 и 13, так как они обжаловали в суд отказ Прокуратуры г. Москвы продолжить уголовное расследование. Заявитель Губарева не исчерпала средств правовой защиты по своей жалобе в порядке статьи 3, так как она не поднимала вопроса о жестоком обращении в рамках производства на национальном уровне.

191. Далее, в своих замечаниях по делу «Чернецова и Другие» Правительство указало, что не обращались в суд в порядке, предусмотренном уголовно-процессуальным законодательством, по вопросу об уголовном расследовании событий 23–26 октября 2002 г. Правительство также утверждало, что заявителями не были последовательно обжалованы различные решения, вынесенные следователями прокуратуры г. Москвы.

(b) Общие принципы

192. Суд отмечает, что в соответствии с пунктом 1 статьи 35 Конвенции он может принимать дело к рассмотрению только после того, как были исчерпаны все внутригосударственные средства правовой защиты. В то же время Суд повторяет, что правило исчерпания внутригосударственных средств правовой защиты должно применяться с учетом особого контекста дела. Так, Суд признал, что пункт 1 статьи 35 Конвенции должен применяться с определенной долей гибкости и без излишнего формализма (см. Akdivar and Others v. Turkey, 16 сентября 1996 г., п. 69, Reports 1996-IV).

193. Суд отмечает, что, в принципе, российское законодательство предусматривает два варианта средств правовой защиты для жертв незаконных и преступных действий со стороны государства, а именно гражданскую и уголовную процедуру (см. Isayeva and Others v. Russia, жалобы №№ 57947/00, 57948/00 и 57949/00, п. 146, 24 февраля 2005 г.). В рамках уголовного производства жертва незаконных действий может подать жалобу, предусмотренную уголовно-процессуальным законодательством, в прокуратуру и добиваться проведения уголовного расследования и наказания виновных. Далее, отказ прокуратуры в проведении расследования может быть обжалован в суд (см. Belevitskiy v. Russia, жалоба № 72967/01, п. 61, 1 марта 2007 г.).

© Применение общих принципов к данному делу

194. Обращаясь к обстоятельствам данного дела, Суд отмечает, что, по меньшей мере, четыре заявителя использовали уголовно-процессуальное средство правовой защиты (Финогенов, Губарева, Курбатов и Кутукова), так как они подали соответствующую жалобу в прокуратуру, а потом и в суд первой и второй инстанции (см. пп. 112 et seq. выше). Правительство признало этот факт. В своих жалобах эти заявители поднимали все основные вопросы, сформулированные в жалобе, поданной в Суд, а именно непропорциональное применение силы, ненадлежащую подготовку и проведение спасательной операции, неэффективное расследование данных жалоб, а также отсутствие эффективных средств правовой защиты. Даже если данные жалобы не всегда подкреплялись ссылкой на соответствующие положения Конвенции, это не имеет решающего значения. Однако суды признали расследование, проведенное прокуратурой г. Москвы, полным и надлежащим, а его выводы – обоснованными.

195. Прочие заявители прибегли к гражданско-процессуальным жалобам (см. пп. 130. et seq. выше). Однако их попытки также не увенчались успехом: суды постановили, что заявители не имели права на компенсацию морального вреда в соответствии со статьей 17 Закона «О борьбе с терроризмом», и не усмотрели халатности в действиях властей.

196. Далее, Суд отмечает, что все заявители по данному делу принадлежат к довольно ограниченной группе: они либо потеряли своих родственников в результате событий, имевших место 23–26 октября 2002 г., либо лично пострадали от данных событий, так что их жалобы и правовой статус в основном совпадают. В данном качестве некоторые из них участвовали в уголовном расследовании, проведенном на национальном уровне, тогда как другие приняли участие в гражданском судопроизводстве. Оба средства правовой защиты, предусмотренные национальным законодательством, ни к чему не привели. В данных обстоятельствах те заявители, кто не прибег к какому-либо конкретному средству правовой защиты, оказались избавлены от необходимости его исчерпывать. Следовательно, Суд приходит к выводу, что возражение Правительства должно быть отклонено.

2. Соблюдение шестимесячного срока

197. В своих замечаниях по жалобе «Финогенов и Другие» Правительство утверждало, что заявители не соблюли шестимесячный срок, предусмотренный пунктом 1 статьи 35 Конвенции. Правительство указало, что поданный заявителями формуляр был датирован 15 января 2004 г., в то время как в Изложении фактов, подготовленном Судом, датой подачи жалобы значилось 26 апреля 2003 г. Далее, по словам Правительства, окончательные решения по жалобам заявителей, исчерпавших внутригосударственные средства правовой защиты, были приняты «в основном в 2004 г.».

198. Заявители настаивали, что формуляр был подан 26 апреля 2003 г., когда разбирательство на национальном уровне еще не было окончено.

199. Суд отмечает, что первое письмо в Суд было направлено заявителем Финогеновым 28 апреля 2003 г. В своем письме П. Финогенов кратко изложил обстоятельства дела и обозначил жалобы, которые впоследствии были более подробно изложены в формуляре, поданном 15 января 2004 г. С учетом данных обстоятельств Суд считает, что жалоба была подана 28 апреля 2003 г. Даже если допустить, что дело было подано 15 января 2004 г., Суд отмечает, что в январе 2004 г. уголовное расследование внутри страны еще не было окончено, равно как и судопроизводство по жалобе П. Финогенова в Замоскворецком районном суде (см. пп. 117 et seq. выше). Статья 35 Конвенции не препятствует Суду рассматривать жалобы, поданные до исчерпания внутригосударственных средств правовой защиты, при условии, что на момент рассмотрения дела данные средства были исчерпаны. Следовательно, возражение Правительства должно быть отклонено.

3. Замечания сторон по существу жалобы

(a) Замечания Правительства

200. Правительство утверждало, что законодательство Российской Федерации в сфере борьбы с терроризмом соответствовало основным международным актам — Конвенции ООН о борьбе с захватом заложников от 17 декабря 1979 г., Европейской Конвенции о пресечении терроризма от 27 января 1977 г., Декларации саммита «Группы восьми» от 13 июня 2002 г. и Модельному закону «О борьбе с терроризмом», принятому на заседании Межпарламентской Ассамблеи государств-участников СНГ 8 декабря 1998 г. В частности, в соответствии со статьей 7 Модельного закона, не является преступлением вынужденное причинение вреда правоохраняемым интересам должностными лицами государственных органов, осуществляющих борьбу с терроризмом, правомерно выполняющими свои служебные обязанности или общественный долг, совершенное при защите жизни и здоровья граждан, а также при обеспечении безопасности общества и государства от преступных посягательств, если при этом был предотвращен более значительный вред, угрожавший интересам личности и правам данного лица или иных граждан, а также общества и государства, и если при данных обстоятельствах служебные обязанности или общественный долг не могли быть осуществлены иным образом.

201. Далее, Правительство настаивало, что действия государственных органов по данному делу имели под собой законодательное основание, а именно Закон «О борьбе с терроризмом» (№ 130-ФЗ) от 25 июля 1998 г., который устанавливает принципы минимальных уступок террористам и минимальной прозрачности антитеррористических операций, особенно в части методов и тактики, применяемых органами, противодействующими терроризму.

202. Статья 11 Закона устанавливает, что для проведения контртеррористической операции оперативный штаб по управлению контртеррористической операцией имеет право привлекать необходимые силы и средства тех федеральных органов исполнительной власти, которые принимают участие в борьбе с терроризмом. В соответствии со статьей 12 Закона, все сотрудники, привлекаемые к проведению контртеррористической операции, с момента начала указанной операции подчиняются руководителю оперативного штаба по управлению контртеррористической операцией. Вмешательство любого другого лица независимо от занимаемой должности в оперативное руководство контртеррористической операцией не допускается.

203. Руководитель оперативного штаба может принять решение о ведении переговоров с террористами. К ведению переговоров с террористами допускаются только лица, специально уполномоченные на то руководителем оперативного штаба по управлению контртеррористической операцией. При ведении переговоров с террористами в качестве условия прекращения ими террористической акции не должны рассматриваться вопросы о выдаче террористам каких бы то ни было лиц, передаче им оружия и иных средств и предметов, применение которых может создать угрозу жизни и здоровью людей, а также вопрос о выполнении политических требований террористов. Контроль за осуществлением борьбы с терроризмом в Российской Федерации осуществляют Президент Российской Федерации и Правительство Российской Федерации. Надзор за исполнением законов при осуществлении борьбы с терроризмом осуществляют Генеральный прокурор Российской Федерации.

204. Далее, Правительство заявило, что смерть заложников наступила не по причине неоказания надлежащей медицинской помощи после освобождения. Эвакуация и медицинская помощь были организованы силами центра «Защита» и ЦЭМП. Сотрудники данных организаций постоянно находились на радиосвязи с оперативным штабом и спасателями. Создание временного центра скорой помощи рядом со зданием театра не представлялось целесообразным в силу его нахождения в «зоне риска». Следовательно, было принято решение об эвакуации людей в ближайшие больницы, дорога до которых занимала несколько минут.

205. Эвакуированные из здания заложники были разделены на несколько групп, в зависимости от тяжести их состояния. В то же время заложникам была оказана первая медицинская помощь, включая искусственное дыхание и интенсивную симптоматическую терапию. Спасателям было дано указание, что в случае рвоты людей необходимо положить на землю лицом вниз. Заложников перевозили на машинах скорой помощи и в городских автобусах, в сопровождении медработников. Использование городских автобусов было в соответствии с национальными положениями о борьбе со стихийными бедствиями. Всех пострадавших в состоянии комы или страдающих от острой кислородной недостаточности, перевозили в каретах скорой помощи. Эвакуация заложников в больницы заняла 1 час 15 минут. В приемных покоях больниц пострадавших подразделяли на четыре группы в зависимости от тяжести их состояния. Медицинский штат больниц был усилен. Всем пострадавшим была оказана «комплексная интенсивная симптоматическая терапия» с использованием современного оборудования. Токсикологи и другие специалисты были прикреплены к больницам, куда были доставлены заложники. Были госпитализированы 677 заложников; 21 из них были в предсмертном состоянии. Только 6 человек умерло в больницах.

206. Операция, произведенная 26 октября 2002 г., была названа «блестящей» членом польского парламента, бывшим главой варшавской антитеррористической службы. Немецкие, австрийские и греческие средства массовой информации охарактеризовали ее как успешную и высокоэффективную. Аналогичная оценка была дана г-ном Вершбоу, бывшим послом США в России.

(b) Замечания заявителей

207. Заявители утверждали, что многих заложников выносили из здания и клали на землю лицом вверх. Заявители ссылались на видеозапись, сделанную Московской службой спасения.

208. Медицинская помощь заложникам была плохо организована. В медицинских картах 68 погибших заложников была сделана следующая запись: «Отсутствуют данные об оказании медицинской помощи» (по словам других заявителей, данная запись имела место в случае 73 заложников). Многие свидетели показали, что на телах заложников отсутствовали какие-либо следы оказания медицинской помощи.

209. Утверждение Правительства о том, что ввиду опасности взрыва не было возможности оказать надлежащую помощь на месте или в непосредственной близости от театра, не соответствует действительности. Так, госпиталь ветеранов войн находился в 20 метрах от театра и готовился принять заложников в критическом состоянии.

210. Вопреки утверждениям Правительства, отсутствовала классификация заложников по признаку тяжести их состояния. Так, мертвые тела перевозились в больницы вперемешку с еще живыми людьми. Согласно материалам дела, 6 трупов было доставлено в городскую больницу № 1, 36 трупов – в больницу № 13, 15 – в больницу № 7 и 8 – в военный госпиталь № 1. Если бы на месте проводилась хоть какая-то классификация, то мертвых доставляли бы сразу в морг. Некоторые оставшиеся в живых, напротив, не получили никакой помощи. Так, сын заявителей Карповых скончался в 12.30, т. е. через семь часов после штурма, в карете скорой помощи, куда его поместили после того, как он несколько часов пролежал среди трупов на земле рядом с театром. В газетах были опубликованы интервью с очевидцами, которые показали, что спасатели и медработники подчас обращались с живыми людьми как с трупами. Наконец, эвакуация длилась более четырех с половиной часов с момента начала штурма. В подтверждение своих слов заявители сослались на доклад, подготовленный Всероссийским центром медицины катастроф при Министерстве здравоохранения

211. Транспортировка заложников по больницам была хаотичной. Заявители утверждали, что 60 дополнительных карет скорой помощи были приведены в состояние готовности к участию в эвакуации. Однако по какой-то причине они не были задействованы и так и остались на стоянке. Многие доктора, допрошенные следственными группами, говорили о плохой организации эвакуации на месте, отсутствии медработников в городских автобусах, которые использовались для транспортировки пострадавших, а также об отсутствии необходимых медикаментов и оборудования. Транспортировка заложников в больницы не была подготовлена заранее. Так, более половины из 328 человек, направленных в городскую больницу № 13, были доставлены в обычных автобусах; 44 из них были доставлены в больницу после 10 часов 26 октября 2002 г. Пострадавшие Летяго, Бурбан и Финогенов были доставлены в городскую больницу № 1 в обычном автобусе вместе с 32 другими пострадавшими. Их сопровождали двое мужчин в военной форме, бронежилетах и шлемах, вооруженные автоматами, а также лицо в гражданском с видеокамерой. Заложники сидели или лежали на полу; тела были свалены в одну кучу. Вошедший в автобус врач сразу поставил диагноз экзогенной интоксикации и начал выносить тела из автобуса. Он успел вынести 5 тел, прежде чем ему пришли на помощь. Четверо пострадавших от воздействия газа, которые находились в самом тяжелом состоянии, были доставлены в отделение скорой помощи последними. Заявители сослались на показания доктора Сх. из 1ой городской больницы и доктора Пс., который был дежурным в тот день и показал, что у него вообще не было опыта работы с газовыми отравлениями. В отделении скорой помощи было всего шесть врачей. Доктор Пс. также показал, что он не видел следов инъекций либо каких-либо иных признаков того, что пострадавшим была оказана медицинская помощь на месте происшествия.

212. Движению карет скорой помощи около здания мешала тяжелая техника (бульдозеры и тому подобное), а также автомобили различных чиновников, прибывших на место происшествия. Заявители сослались на интервью с Дмитрием, врачом скорой помощи, опубликованным в журнале «Современник». Распределение заложников по различным больницам не было согласованным. Так, в городскую больницу № 13 в течение получаса были доставлены 213 заложников. 48 машин скорой помощи и пять автобусов прибыли в больницу почти одновременно. В общей сложности в больницу № 13 были доставлены 356 заложников, хотя ее максимальная вместимость, которая совпадала с указанной в предварительном плане, составляла 150 человек, из них 50 – в реанимационном отделении. В то же время больница № 7 была готова принять 200 пациентов, однако туда были доставлены только 77 заложников.

213. Утверждение Правительства об оперативности эвакуации не соответствует действительности. 185 заложников были доставлены в больницы после 8.30, и даже после 10 часов утра. В своих замечаниях, Правительство указало, что эвакуация заняла около 1 часа 15 минут. Однако непонятно, каким образом они рассчитывали данный период и какова точка отсчета. Многочисленные свидетели показали, что эвакуация длилась значительно дольше. Складывается впечатление, что интенсивная эвакуация пострадавших в больницы началась только в 7.25, т. е. через два часа после начала штурма.

214. Анализ материалов уголовного расследования показал, что больницы готовились принять раненых людей, а не находящихся в состоянии интоксикации. Так, главные врачи городских больниц №№ 13 и 7 показали, что ожидали заложников с травматическими повреждениями. Количество дежурных врачей увеличено не было.

215. Заявители оспаривали утверждение Правительства о том, что только 6 человек скончались в больницах. По словам заявителей, 71 человек скончался в трех из тех больниц, которые участвовали в оказании помощи пострадавшим (городские больницы №№ 1 и 7, а также госпиталь ветеранов войн № 1). Уровень смертности превысил 10% (25% в случае детей).

216. Заявители утверждали, что фентанил — основной компонент газа, использованного спецслужбами,— нельзя было использовать в отсутствие аппаратов искусственного дыхания. Детям и пожилым нельзя было давать фентанил.

217. Заявители указали, что основной антидот, который применялся в ходе спасательной операции (налоксон), сам по себе является наркотическим веществом. Передозировка налоксона могла быть смертельной. Его действие было ограниченным во времени; в отсутствие надлежащего наблюдения могло прекратиться, тогда как его применение не приводило к полной дезинтоксикации; иными словами, яд (фентанил) оставался в организме, несмотря на применение налоксона.

218. Заявители пришли к выводу, что многие заложники, которые подверглись воздействию газа, не получили какой-либо медицинской помощи на месте; их эвакуация и транспортировка была хаотичной; власти не привлекли к участию в операции военных медиков, которые могли бы оказать пострадавшим помощь, не раскрывая формулу газа, в то время как гражданские медицинские учреждения не были подготовлены к работе с людьми в состоянии интоксикации.

219. Заявители также настаивали, что власти нарушили статью 3 Конвенции в отношении, прежде всего, бывших заложников, которые не получили надлежащей медицинской помощи после освобождения, и, во-вторых, в отношении родственников погибших заложников, которые были потрясены отсутствием информации, безразличием, а зачастую и враждебностью представителей государства, с которыми им пришлось столкнуться при соблюдении необходимых формальностей, участии в следственных действиях, организации похорон, получении компенсации и т. д.

4. Выводы Суда

220. В свете замечаний сторон Суд считает, что жалобы заявителей в порядке статей 2 и 3 Конвенции относительно подготовки и проведения спасательной операции затрагивают серьезные вопросы факта и права по Конвенции, которые могут быть разрешены только в случае рассмотрения жалобы по существу. Следовательно, Суд приходит к выводу, что данная жалоба не является явно необоснованной по смыслу пункта 3 статьи 35 Конвенции. Иных оснований для признания ее неприемлемой установлено не было.

D. Эффективность внутригосударственного уголовного расследования

221. Ссылаясь на статьи 2 и 3 Конвенции, процитированные выше, а также не статью 13 Конвенции, заявители жаловались на неэффективность национального уголовного расследования событий 23–26 октября 2002 г. Статья 13 Конвенции устанавливает:
«Каждый, чьи права и свободы, признанные в Конвенции, нарушены, имеет право на эффективное средство правовой защиты в государственном органе, даже если это нарушение было совершено лицами, действовавшими в официальном качестве».

222. Правительство утверждало, что расследование было эффективным. Оно проводилось прокуратурой, которая не зависит от других органов федеральной власти или местного самоуправления. Проведение судебно-медицинской экспертизы было поручено экспертам, не зависимым от служб безопасности или прокуратуры. Данные эксперты пришли к выводу, что большинство заложников умерли в результате острой сердечной и кислородной недостаточности, что усугублялось комбинацией различных негативных факторов (отсутствием воды и физической активности, стрессом), а также наличием хронических заболеваний у ряда заложников. Таким образом, газ не являлся единственной причиной смерти заложников.

223. Далее, расследованием была установлена личность спонсоров теракта и сообщников террористов. Некоторые из них были осуждены в 2004 г., а другие были уничтожены в результате «спецоперации», проведенной российскими федеральными войсками. Двое из подозреваемых продолжали скрываться от российских властей, поэтому уголовное дело № 22535/93 не было закрыто. Правительство пришло к выводу о том, что расследование событий 23–26 октября 2002 г. было эффективным, что заявители располагали эффективными внутригосударственными средствами правовой защиты и что расследование, произведенное на национальном уровне, разрешило их жалобы по статьям 2 и 3 Конвенции.

224. Заявители настаивали, что неэффективность расследования подтверждалась тем фактом, что оно не привело к открытому судебному разбирательству. Прошло более пяти лет, а следствие так и не смогло установить причину смерти заложников и личность виновных. Все террористы были убиты, несмотря на то, что они были основным источником информации по делу. В частности, так и осталось неясным, кто помог террористам доставить взрывчатку и огнестрельное оружие в самый центр Москвы и кто подготовил и спонсировал теракт.

225. Материалы внутригосударственного уголовного расследования не разглашались в средствах массовой информации и оставались засекреченными на протяжении всего расследования. Все ходатайства заявителей о дополнительном или более тщательном рассмотрения обстоятельств дела, а именно причин смерти заложников, были проигнорированы или отклонены. Не было никакой ясности относительно того, что случилось с заложниками сразу после применения газа. Следствие не смогло установить наиболее важных обстоятельств дела, таких как название газа, точное время начала спасательной операции, число заложников, освобожденных до начала штурма, и число погибших, а также место, время и причину смерти каждого заложника. Как следует из письма Службы по защите конституционного строя ФСБ, рабочие документы оперативного штаба были уничтожены после освобождения заложников.

226. Заявители утверждали, что следственными группами было назначено производство трех посмертных экспертиз в отношении погибших: 26–28 октября 2002 г., 12 ноября 2002 г. и 25 декабря 2002 г.. Однако материалы дела содержат только две экспертных заключения. 12 ноября 2002 г. следователь указал экспертам на необходимость осмотра тел погибших, но это оказалось невозможным по той причине, что к тому времени они уже были захоронены, так что экспертиза назначена не была. В постановлении следователя от 12 ноября 2002 г. о производстве новой экспертизы был поставлен вопрос о наличии иных смертельных факторов, которые могли привести к смерти заложников (стрессе, отсутствии еды и воды, лишении сна и т. д.), которые заранее предопределили ответы экспертов. Большинство экспертных заключений были однообразными и не содержали конкретных деталей относительно каждого погибшего (какого рода медицинская помощь была оказана, когда и кем и т. д.) Аналогичное описание причин смерти было дано в случае ребенка 13 лет, мужчины 31 года и мужчины 49 лет – это говорит о том, что экспертиза была поверхностной и недостоверной. Заболевания, названные в экспертных заключениях факторами наступления смерти (например, бронхит, арахнофиброз, панкреатический склероз) не были опасными для жизни. Совершенно необъяснимо, каким образом медицинские эксперты могли прийти к выводам о безвредности газа, если им не удалось установить его природу.

227. В свете замечаний сторон Суд считает, что жалобы заявителей в порядке статей 2, 3 и 13 о неэффективности внутригосударственного уголовного расследования затрагивают серьезные вопросы факта и права по Конвенции, которые могут быть разрешены только в случае рассмотрения жалобы по существу. Следовательно, Суд приходит к выводу, что данная жалоба не является явно необоснованной по смыслу пункта 3 статьи 35 Конвенции. Иных оснований для признания ее неприемлемой установлено не было.

E. Жестокое обращение со стороны террористов

228. Ссылаясь на статью 3 Конвенции, процитированную выше, заявители по делу «Чернецова и Другие» жаловались на то, что они подверглись жестокому обращению со стороны террористов во время осады.

229. Тем не менее, Суд повторяет, что в его компетенцию входит рассмотрение жалоб исключительно на действия или бездействие государств-участников Конвенции; нарушения прав человека, совершенные частными лицами, не подпадают под юрисдикцию Суда ratione personae. Суд уже признал, что в данных обстоятельствах Российская Федерация не может быть привлечена к ответственности за то, что не воспрепятствовала теракту. Аналогичным образом, власти не могут нести ответственность по Конвенции за сопряженные с ним действия террористов, как те, о которых говорят заявители. Следовательно, данная жалоба ratione personae несовместима с положениями Конвенции по смыслу пункта 3 статьи 35 Конвенции и должна быть отклонена в соответствии с пунктом 4 статьи 35.

F. Гражданское судопроизводство

1. Исход гражданского судопроизводства

230. Ссылаясь на пункт 1 статьи 6 Конвенции, заявители жаловались на то, что решения Тверского районного суда и Басманного районного суда, вынесенные по их исковым заявлениям и оставленные в силе Московским городским судом, были ошибочными. В частности, они считали, что по Закону «О борьбе с терроризмом» 1998 г. они имели право требовать выплату Правительством компенсации морального вреда, хотя вред был причинен им террористами, а не государством.

231. Статья 6 Конвенции в относимой части гласит:
«Каждый в случае спора о его гражданских правах и обязанностях … имеет право на справедливое … разбирательство дела … независимым … судом …»

232. Суд отмечает, что по данному делу национальные суды придерживались довольно узкого толкования понятия «вреда», которое употребляется в Законе «О борьбе с терроризмом» 1998 г. Складывается впечатление – и прочтение судебных решений заявителями подтверждает эту точку зрения, – что национальные суды толковали понятие «вреда», употребленное в Законе 1998 г., как исключающее компенсацию «морального» вреда. Поэтому требования заявителей были отклонены. Суд повторяет, что он не может действовать в качестве суда кассационной инстанции, или, как говорится, суда четвертой инстанции в отношении решений, вынесенных национальными судами. Толкование и применение соответствующих положений процессуального и материального права является задачей национальных судов. Более того, именно национальные суды находятся в наиболее выгодном положении, чтобы оценить достоверность показаний свидетелей и значимость доказательств для исхода дела (см., среди прочих источников, Vidal v. Belgium, 22 апреля 1992 г., п. 32, Серия A № 235-B, и Edwards v. the United Kingdom, 16 декабря 1992 г., п. 34, Серия A № 247-B). Суд не усматривает никаких указаний на то, что толкование статьи 17 Закона «О борьбе с терроризмом» было произвольным или каким-либо иным образом нарушало принцип справедливости, который является центральным для пункта 1 статьи 6 Конвенции.

233. Далее, утверждения заявителей можно расценивать как жалобы на то, что суды отказались присудить компенсацию вреда, причиненного в ходе спасательной операции. Суд отмечает, что в данной связи вопрос об ответственности властей за смерть заложников в ходе спасательной операции был рассмотрен им в свете статей 2, 3 и 13 Конвенции (см. выше), и будет рассмотрен позднее. Аналогичная жалоба, сформулированная в свете статьи 6 Конвенции, является не более чем жалобой, предназначенной для «суда четвертой инстанции».

234. С учетом данных обстоятельств, жалоба заявителей на исход гражданского судопроизводства является явно необоснованной и должна быть отклонена в соответствии с пунктами 3 и 4 статьи 35 Конвенции.

2. Независимость судов

235. Ссылаясь на пункт 1 статьи 6 Конвенции, процитированный выше, заявители по делу «Чернецова и Другие» жаловались на то, что суды, рассматривавшие их гражданские иски к властям, не были «независимыми и беспристрастными». Они говорили о том, что районные суды г. Москвы финансировались из бюджета городской администрации, которая выступала ответчиком по их гражданскому делу. По их мнению, это делало суды зависимыми от Администрации города Москвы.

236. В своих замечаниях Правительство оспаривало утверждение заявителей о том, что московские суды не были независимыми. Оно утверждало, что позиция заявителей непоследовательна, так как они сами ходатайствовали о передаче дела в Московский городской суд. Далее, Правительство утверждало, что законы о бюджете города Москвы на 2002 г и 2003 г. не предусматривали финансирования федеральных судов, расположенных на территории данного субъекта.

237. Заявители поддерживали свою жалобу. Помимо ранее представленных документов (см. краткое описание законодательных актов Администрации города в секции «Относимое национальное законодательство» выше), они представили документы, согласно которым в 2003 г. Администрация города Москвы выделила средства на строительство нового здания Московского городского суда (Распоряжение Правительства г. Москвы от 16 января 2003 г. № 50-RP).

238. Прежде всего, Суд повторяет, что для того, чтобы установить, может ли суд считаться «независимым» от одной из сторон по делу, необходимо принимать во внимание процедуру назначения членов суда, срок их пребывания в должности, существование гарантий, препятствующих оказанию давления на них, а также то, имеет ли указанный орган внешние атрибуты независимости (см., inter alia, Campbell and Fell v. the United Kingdom, 28 июня 1984 г., п. 78, Серия A № 80).

239. В данном деле заявители ставят под вопрос независимость московских судов на том основании, что эти суды частично финансировались городской администрацией, которая выступала ответчиком по делу о возмещении вреда, причиненного в результате теракта.

240. Суд отмечает, что он уже рассматривал аналогичную жалобу по другой российской жалобе – делу «Порубовой против России» (Porubova v. Russia, жалоба № 8237/03, 9 декабря 2004 г.) По этому делу Правительство заявило:
«… В соответствии со статьей 124 Российской Конституции и статьей 33 Федерального конституционного закона «О судебной системе Российской Федерации», все национальные суды финансируются за счет федерального бюджета. В каждом годовом бюджете выделяются отдельные средства на финансирование Конституционного Суда, Верховного Суда и федеральных судов. Следовательно, суд первой инстанции не находился в финансовой зависимости от администрации области».

241. Суд согласился с данным доводом, указав, что «областные органы исполнительной власти не распределяют средств и никаким иным образом не содействуют работе судов, так что данные опасения заявительницы не могут считаться обоснованными». Далее, Суд постановил:
«Что касается конкретных утверждений заявительницы о приобретении новой мебели для районного суда [за счет областной администрации], ей не удалось доказать наличие какой-либо связи – помимо чисто временной корреляции – между судопроизводством по ее делу и ремонтом здания суда. Было бы логической ошибкой утверждать в отсутствие иных доказательств, что если мебель была куплена в самом начале судебного разбирательства, то это было сделано в качестве задатка за вынесение обвинительного приговора в отношении заявительницы».

242. Обращаясь к обстоятельствам настоящего дела, Суд считает установленным, что московские власти оказывали определенную финансовую поддержку московским судам. Так, закон «О бюджете города Москвы на 2002 г.» выделял 300 000 000 рублей федеральным судам, расположенным на территории г. Москвы. Хотя у Суда нет данных о бюджете на последующие годы, складывается впечатление, что московская городская администрация продолжала оказывать, по крайней мере, минимальную финансовую поддержку московским судам.

243. Неясно, насколько данная практика соответствовала Закону «О судебной системе РФ» 1996 г. и закону «О финансировании судов РФ» 1999 г., согласно которым суды должны финансироваться из федерального бюджета. Однако даже если такое финансирование было необычным с точки зрения национального законодательства, само по себе оно не ставило московские суды в зависимость от городской администрации. Как следует из мотивировочной части постановления Суда по делу Порубовой, финансирование судов может поставить под вопрос их независимость, только если оно связано с разбирательством по конкретному делу и является «завуалированной формой взятки». В данном деле финансовые средства выделялись судам посредством обычной законодательной процедуры; как представляется, это было частью общей бюджетной политики, направленной на поддержку федеральных институтов, расположенных на территории г. Москвы. В данных финансовых поступлениях нет ничего настолько необычного, что могло бы позволить Суду связать их с рассматриваемым гражданским судопроизводством. По мнению Суда, такое «дополнительное финансирование» не может поставить под сомнение независимость судов по смыслу статьи 6 Конвенции.

244. Следовательно, данная жалоба является явно необоснованной и должна быть отклонена в соответствии с пунктами 3 и 4 статьи 35 Конвенции.

3. Равенство сторон

245. Ссылаясь на то же положение Конвенции, заявители по делу «Чернецова и Другие» также жаловались на то, что Тверской и Басманный районные суды отклонили их иски (см. пп. 130. et seq. выше), потому что им не удалось получить необходимые документы и информацию от властей, а суды отказались рассмотреть определенные доказательства, которые заявители были готовы предоставить. Они также жаловались на то, что им было предоставлено недостаточно времени для того, чтобы прокомментировать устные возражения ответчиков.

246. Правительство утверждало, что сами ответчики – государственные власти – признали факт моральных и физических страданий истцов. Поэтому отказ судов приобщить к материалам дела дополнительные доказательства был обоснованным.

247. Заявители поддерживали свои жалобы по данному вопросу.

248. В свете замечаний сторон Суд считает, что данная жалоба затрагивает серьезные вопросы факта и права по Конвенции, которые могут быть разрешены только в случае рассмотрения жалобы по существу. Следовательно, Суд приходит к выводу, что данная жалоба не является явно необоснованной по смыслу пункта 3 статьи 35 Конвенции. Иных оснований для признания ее неприемлемой установлено не было.

G. Прочие жалобы

249. Суд рассмотрел остальные жалобы, поднимавшиеся в обоих формулярах (см. пп. 168, 169 и 170 выше). Однако, в свете всех материалов, находящихся в его распоряжении, а также в рамках своих полномочий по рассмотрению обжалуемых фактов, Суд считает, что они не содержат признаков нарушения прав и свобод, закрепленных в Конвенции и Протоколах к ней.

250. Следовательно, данные жалобы являются явно необоснованными и должны быть отклонены в соответствии с пунктами 3 и 4 статьи 35 Конвенции.

По этим основаниям Суд большинством голосов

Решает объединить жалобы;

Объявляет приемлемыми, не вынося решения по существу дела, жалобы заявителей по статьям 2 и 3 относительно применения силы властями, подготовки и проведения спасательной операции 26 октября 2002 г.;

Объявляет приемлемыми, не вынося решения по существу дела, жалобы заявителей по статьям 2, 3 и 13 относительно внутригосударственного уголовного расследования событий 23–26 октября 2002 г.;

Объявляет приемлемой, не вынося решения по существу дела, жалобу заявителей по делу «Чернецова и Другие» по пункту 1 статьи 6 Конвенции относительно отказа Тверского районного суда и Басманного районного суда запросить ряд документов и данных у властей, рассмотреть ряд доказательств, а также предоставить заявителям больше времени для подготовки комментариев на устные возражения ответчика;

Объявляет неприемлемой остальную часть жалобы.

Сёрен Нильсен, Регистратор                       Христос Розакис, Председатель

 
< Пред.