главная arrow мемориал

home | домой

RussianEnglish

связанное

Памяти погибших в Беслане
Aza was only 12 when she wrote these words in August 2004: ...
22/02/24 21:24 дальше...
автор Tony

Гришин Алексей
Памяти Алексея Дмитриевича Гришина
Светлая память прекрасному человеку! Мы работали в ГМПС, тог...
14/11/23 18:27 дальше...
автор Бондарева Юлия

Пантелеев Денис
Вот уже и 21 год , а будто как вчера !!!!
26/10/23 12:11 дальше...
автор Ирина

о комментарии

Спасибо вам, что вы проявляете неравнодушие, вскоре администратор сайта просмотрит ваше сообщение.
Пожалуйста заполните короткую форму и выберите кнопку для продолжения вашего сообщения.

имя:
 
e-mail
 
Причина сообщения
 
 
 

цитируемый комментарий
Воспоминания об Анисимовой Елене
автор: Кузнецов Александр Петрович, дата: 18-05-2007 16:22
Лена 
 
 
23 октября я, моя супруга, мой двоюродный брат с женой (школьная подруга моей жены) и школьная подруга этих двух женщин, все мы отправились на спектакль мюзикла «Нрод-Ост» во Дворце культуры на Дубровке. Сейчас весь мир знает, что случилось 23 октября 2002 года в этом московском музыкальном театре. 
Однако тогда никто из нас, и всех кто пришел на этот спектакль, еще не знал, что этот спектакль затянется почти на целые трое суток, и не все вернутся живыми…. 
Школьная подруга наших жен почти одиннадцать лет назад уехала жить в Израиль и приехала увидеться со своими друзьями. Живя в Израиле, ее семья практически последние годы нигде не бывала в собственной стране из-за непрекращающихся террористических актов. Кроме того, жуткая изнуряющая жара. А здесь холодно, спокойно, друзья, гуляй – не хочу. 
И вот она приехала в Москву. Конечно, надо посетить как можно больше театров, посмотреть как можно больше спектаклей. Мы с супругой любим классический репертуар или бардов, поэтому обычно посещали консерваторию, концерты классической музыки и уютные бард-кафе, рассчитанные на камерные представления. 
В качестве исключения все мы решили посетить нечто новое, мюзикл, сюжетом для которого послужил роман «Два капитана», на котором было воспитано ни одно поколение советских людей. Билеты были приобретены на 23 октября, ряд 10-й, места с 24 по 28. 
Мы подъехали к театру примерно за 30 минут до начала, пошли в холл, что-то съели в скромном буфете. Вообще обстановка была скромная и простая, на входе женщины отрывали билеты, молодые люди в гардеробе принимали верхнюю одежду. Никаких турникетов для проверки оружия и иных предметов, отсутствие широкоплечих секьюрити, проверяющих специальными приборами все складки твоего тела, как в концертном зале «Россия», например. 
Спектакль нам не особенно понравился. Это были уже не те герои, которых мы знали по книге и кинофильму. Было какое-то проамериканское действо, замешанное на наших родных героях. Создавалось впечатление, что герои и действующие лица известной книги и сами случайно попали на этот мюзикл.  
Я смотрел несколько рассеяно, у меня предполагалась деловая встреча и, возможно, мне потребуется уйти до окончания спектакля. После театра мы договорились поужинать у моего двоюродного брата, находившегося здесь же в зале с женой. 
В антракте я позвонил своему коллеге, и он предложил мне подъехать к нему домой около 10 часов вечера. Я был в раздумье – что мне делать; или ехать сейчас же, хотя еще не было девяти часов вечера, или посмотреть еще часть спектакля, затем тихо выйти и отправиться на встречу. 
Все же я решил посмотреть часть спектакля во втором отделении, а затем уехать. Прозвенел последний звонок, мы прошли в зрительный зал. Я решил сесть в этом же ряду с краю, чтобы не особенно мешать зрителям к моменту, когда мне придется уйти. Еще не погас свет и я подумал, что уходить будет неудобно, через весь зал, и я сказал своим, что уйду сейчас, а встретимся уже на ужине. Так и порешили. 
Я вышел, когда в зале погас свет, заиграла бойкая музыка, и на сцене появились действующие лица. Я прошел в гардероб, подал свой номерок, и гардеробщица посочувствовала мне, узнав, что я вынужденно покидаю театр, дескать, вторая половина спектакля будет наиболее интересной. Как в воду глядела! 
Я вышел на улицу, сел в машину, завел двигатель. Я обратил внимание на то, что к театру подтягивались несколько джипов с затемненными окнами. Ого, подумал я, действительно вторая часть будет интересной, раз подъезжают такие «крутые» хлопцы! Никогда бы в жизни я не догадался, что в этих авто сидели чеченские боевики. Я хотел пропустить, машины, но они вежливо помигали мне фарами, чтобы я отъезжал первым. Я поехал, проехал мимо двух микроавтобусов, стоявших вплотную к ступеням театра, на одном было написано что-то типа «Пицца-хат», доставка на дом, на другом цветные полосы. Никогда бы в жизни я не догадался, что в этих авто тоже сидели чеченские боевики, а машины были загружены взрывчатыми материалами. 
Итак, я подъехал к угловому светофору. Я не спешил по двум причинам. Во-первых, мне нужно было ехать примерно к Храму Христа Спасителя, это по ночной Москве максимум 20 минут от Дубровки; во-вторых, через этот перекресток я часто ездил к брату, и здесь всегда стоял «гаишник» и если что-то не так, приходилось платить. 
Милиционера не было. Я проехал дальше, на перекрестках у «Пролетарки» и после «Пролетарки» постовых тоже не было. Какая благодать! Я доехал почти до «Таганки», ни одного постового! Вот это да! 
Когда я доехал до Храма Христа Спасителя, раздался звонок мобильного телефона, звонила жена из театра. Она прямо ошарашила меня: «Саша, в зрительном зале чеченские боевики, они требуют, чтобы мы звонили всем своим родственникам и знакомым и сообщили, что театр захвачен боевиками, что все мы заложники». Я попросил дать телефон кому-либо из боевиков и спросил его: чего вы хотите, каковы ваши требования, я юрист-международник, готов довести эти требования до сведения, кому укажите. Резкий, с небольшим акцентом голос отчеканил: «Мы требуем, чтобы война в Чечне была немедленно прекращена, мы требуем, чтобы российские войска были выведены из Чечни». Я ответил, что передам эти требования властям России. 
Резко тормознув, я остановился возле павильончика постового милиционера, расположенного непосредственно у Храма Христа Спасителя. Я сказал офицеру все, что знал к этому моменту и попросил незамедлительно информировать оперативного дежурного. Он позвонил, дежурный ответил, что в городе все спокойно. На вопрос дежурного видимо обо мне постовой ответил, что человек, который передал ему эту информацию (он перед этим записал обо мне все сведения) вполне нормальный, пожилого возраста, человек не похож на невменяемого.  
Перед этим я позвонил двум моим знакомым (одному товарищу, с которым должен был встречаться и второму – своему деловому партнеру) и просил их также со своей стороны проинформировать власти. В тот момент я был взволнован и чрезмерно возбужден. Может быть, это помешало моим товарищам сразу осознать в полной мере опасность происшедшего. 
Раздумывать времени не было, и я во весь опор помчался обратно на Дубровку. Когда я подъехал к месту событий со стороны Пролетарки, там уже находилось милицейское оцепление, и меня дальше не пропускали. Я решил объехать и подобраться с другой стороны, но бензина в баке машины оставалось очень мало, и нужно было заправиться. Я подъехал к заправке, у меня было только сто долларовая купюра, заправщик отказался брать иностранную валюту и требовал рубли. Я позвонил дочери и ее мужу, и попросить подвезти мне деньги. Они быстро приехали, я заправился, и мы помчались в объезд. 
С противоположной стороны уже было много народу и телевизионных корреспондентов, выставлено оцепление из милиции и спецназа. Стояла неразбериха, и царило общее напряжение. Что делать, у кого просить защиты, как освободить заложников – вот те первые мысли, которые лихорадочно бродили у меня в голове.  
Мне постоянно звонили мои заложники, так как у них было несколько сотовых телефонов и сообщали об обстановке в зале, о своем самочувствии, передавали свои впечатления, рассказывали о чеченцах. Они сообщили мне, что боевиков было человек около 50-ти, среди них много молодых женщин и даже девушек, все в черной одежде с черными повязками по глаза.  
Эти люди в считанные минуты разложили по периметру зала взрывчатые материалы и привели их в полную боеготовность для взрывов, особенно опасные они поместили в центре зала. Женщины-чеченки взрывчаткой опоясали и себя, приготовившись взорваться в крайнюю минуту. 
Начало штурма проходило следующим образом. На сцене второе действие спектакля открывалось пением и диалогами летчиков и иных военных в форме. Не прошло и нескольких минут с начала второго действия, как на сцене появились двое или более боевиков с автоматами в руках и раздались автоматные очереди. Никто из зрителей в первые секунды, а может быть даже минуты, не принял их всерьез, многие считали это продолжением спектакля. Через мгновения все стало ясно из резких и вспыльчивых объяснений чеченцев: это захват заложников, звоните свои родным и знакомым по телефонам и сообщайте, что все вы заложники; наши требования – прекращение войны в Чечне и вывод войск из Чечни. 
Однако вернемся к текущим событиям. 
Подъезжали и высаживались какие-то войска в специальной экипировке и оружием для штурма, военные боевые машины, много милиционеров. Вокруг бегали с камерами журналисты, и корреспондент из CNN спрашивал окружающих, не говорит ли кто на английском языке. Меня осенила мысль: у меня по делам зарубежного бизнеса есть много знакомых влиятельных людей, в том числе и мусульман, которые наверняка смотрят сейчас репортажи этой известной американской информационной телекомпании. Если они увидят мое выступление по CNN, то наверняка позвонят мне быстрее, чем я дозвонюсь до них, и я смогу обратиться к ним за помощью. 
Я подошел к корреспонденту и выразил готовность дать интервью на английском языке. Что я говорил, сейчас просто не могу вспомнить, я думал лишь об одном, как освободить близких. 
Дома я организовал своеобразный штаб, которым руководил мой старший родной брат. Через него я получал информацию, кто звонил и что предпринимал для того, чтобы выручить из беды. 
Не помню, каким образом, но я связался с моим партнером в Лондоне – генеральным секретарем международной ассоциации мусульманских банков, с моим однокурсником, являвшимся нашим представителем в ООН, другими людьми. Мои друзья за пределами страны и мои партнеры по бизнесу непосредственно в Москве делали все возможное, чтобы помочь мне. 
Я хотел лишь одного – любой ценой войти в зрительный зал и забрать оттуда своих родных четверых людей, как это делали некоторые в процессе разыгравшейся трагедии. Мне удалось попасть в штаб ФСБ, который располагался в госпитале для военных пенсионеров напротив театра. Я договорился с оперативниками о том, что могу подготовить и предложить чеченцам проект соглашения. На самом деле я намеревался огласить этот проект перед представителями СМИ, предварительно предложив чеченцам пригласить их в зал и направить через них в ОНН это соглашение, потребовав созыва чрезвычайного заседания Совета Безопасности. У меня были приготовлены портативные компьютер и принтер для осуществления задуманного.  
Оперативники написали записку лидеру чеченских боевиков с просьбой принять меня и отправили записку с человеком, который доставлял заложникам воду и соки. Моя жена в зале также подходила к боевикам и тоже передавала им записку с тем же содержанием. Кстати на ее предложение подключить юриста-международника чеченцы отреагировали весьма сдержанно. 
Наступил уже третий день трагедии, точнее ночь. Я ждал ответа, оперативники выпроводили меня из штаба, я и поддерживал с ними телефонную связь, находясь рядом со всей аппаратурой и готовый в любой момент приступить к осуществлению задуманного. 
Если бы мне удалось составить и передать проект соглашения с чеченцами, то в соответствии с международным правом я стал бы настаивать на том, чтобы Совет Безопасности ОНН предоставил мандат на ведение переговоров и подписание соглашение нейтральной стране. Кроме того, можно было бы предоставить мандат войскам ОНН на то, чтобы они взяли чеченцев под стражу. В этом случае, как я надеялся, боевики изменят свои позиции и освободят заложников, хотя бы женщин, стариков и детей. А может быть и всех. 
Итак, я ждал ответа, но ответ все задерживался. Вначале оперативники говорили мне что вот-вот, сейчас они получат ответ, потом вдруг они перестали отвечать на мои звонки, а затем и вовсе я не мог установить с ними связь. Я чувствовал, что-то произошло, появились какие-то новые планы, в которые мое предложение явно не вписывалось. 
От отчаяния я связался с BBC, радио «Свобода», НТВ. Я просил их помочь мне осуществить задуманное, предлагал выступить по телевидению с предложением своего план мирного урегулирования трагической проблемы. На НТВ прямо сказали, что им запретили предоставлять эфир без согласования с ФСБ. Но Федеральная Служба Безопасности молчала… 
Только Свобода записала и передала мое обращение, но это не возымело никакого действия. Вконец измотавшиеся и уставшие, мои добровольные помощники, в том числе и корреспондентка английской газеты Times, приехали вместе со мной в мой дом часа в 2-3 ночи и заснули, едва добравшись до постелей. Я проснулся утром со странным предчувствием чего-то случившегося, зашел в комнату, где спала корреспондентка газеты Times, но она уже уехала.  
Не помню, каким образом мы узнали, что состоялась газовая атака, если так можно выразиться, за которой последовал штурм театра специализированными подразделениями. Мы срочно выехали в театр на Дубровку и, оказавшись там, узнали, что отравленных газами и потерявших сознание заложников, развезли по разным больницам Москвы. 
Вскоре мы нашли наших троих, моя супруга оказалась в 53 больнице, ее израильская подруга и мой двоюродный брат – в 13 больнице. Мой брат, человек высокого роста и крепкого телосложения, пришел в себя довольно быстро, сбежал из больницы и принялся искать свою жену. Он уже связался со мной и знал всю ситуацию. На следующий день я забрал из больницы супругу, еще через день мы уже вместе забрали из больницы ее израильскую подругу. 
Мои близкие рассказали, как все произошло. Около 6 часов утра 26 октября они почувствовали незнакомые запахи и услышали крики чеченцев – газы! Действительно неприятные запахи присутствовали в воздухе и распространялись они через вентиляцию. Женщины потеряли сознание достаточно быстро, в течение нескольких секунд, мой брат потерял сознание последним и, учитывая могучее телосложение, он несколько раз приходил в себя: когда его волокли на улицу, затем в больнице. Наша израильская гостья также довольно быстро пришла в себя, и ее тут же в больнице окружили заботой сотрудники посольства, обеспечили отдельный номер и самое внимательное отношение. 
Моя супруга оказалась в труднейшем положении. Она поступила в больницу в 8 часов 15 минут, несмотря на то, что бездыханные тела отравленных газом заложников начали выносить в начале 7-го часа утра, вводя уколы противодействующего газам средства, без которого они просто не вернулись бы к жизни. Учитывая, что от театра до больницы на скорой помощи езды не более 10 минут, можно предположить, что она около двух часов пролежала где-то, может быть на ступенях у входа в театр.  
Медицинский диагноз поражает своей бесхитростностью: «Жертва терроризма 23.10.02 г.» В описании не было ни слова о газе.  
Когда я забирал ее из больницы 27 октября, главный врач сказала: мы никакого лечения провести не можем, так что если вы решите забрать пострадавшую, мы возражать не станем. У моей супруги были обожжены ноги, по пояснению врачей эти ожоги были нанесены горячими грелками при выводе пациентки из комы, в которой она пролежала, судя по записям, не менее 10 часов. Об этих ожогах также не было сказано в диагнозе ни слова. Позже ей пришлось делать пересадку кожи в Ожоговом Центре Института имени Склифосовского. 
Жену моего брата мы разыскать среди живых не смогли. Она погибла при невыясненных обстоятельствах. С ней произошла странная история. Она была на концерте в темной одежде. Сразу же после атаки по радио и телевидению были сообщения о том, что среди зрителей нашли чеченку в темной одежде со светлыми волосами (у жены брата были светлые, окрашенные волосы). Как только мы начали активный поиск и стали показывать ее фотографию по телевидению, особенно на втором канале, то сообщения о чеченке со светлыми волосами исчезли. 
Брат и дети погибшей постоянно дежурили в штабе, просматривали фотографии, которые стали поступать из морга, но все было безрезультатно. И уже 28 октября вечером, когда они собирались покинуть штаб, принесли несколько фотографий погибших, в одной из них мы опознали нашу погибшую. Ребята тут же проехали в морг и осмотрели тело, слабые сомнения были развеяны окончательно. 
Это была она – Анисимова Елена Леонидовна – сорока шести лет отроду, прекрасная, красивая женщина, мать двоих великолепных сыновей, гражданская жена любимого человека, с которым она провела два самых лучших года своей жизни. 
Выяснились весьма странные обстоятельства. Ее привезли в морг, куда свозили убитых террористов, там вскрыли, и затем срочно перевезли в другой морг, где находились тела погибших заложников. 
В свидетельстве о смерти в графе – причина смерти – не было никакой записи. Я не берусь обвинять кого-либо, случилось то, что случилось …. 
 
Александр Кузнецов 
Юрист-международник